ШТЁРРИНГ (Störring) Густав (1860—1946) — немецкий психолог и психопатолог. Учился с 1884 по 1887 г. в ун-тах Бонна, Берлина, Киля, Галле (д-р философии, 1889) и Мюнстера (теологические экзамены, 1887, 1894). Работал с 1894 г., после сдачи государственного медицинского экзамена, ассистентом врача в Психиатрической больнице "Hubersburg" при Лейпцигском ун-те, с 1896 г., после защиты диссертации для замещения должности доцента, работал в качестве приват-доцента. В 1897 г. ему была присуждена степень д-ра медицины (Вюрцбург).

С 1902 по 1911 г. Ш. — профессор философии и экспериментальной психологии в Цюрихе, с 1911 по 1914 г. — профессор в Страсбурге, с 1914 г. и до своей отставки в 1928 г. — профессор в Бонне. Известен своими работами в области психологии чувств (временная суммация эмоций). Предложил оценивать силу аффекта по соотношению длительностей вдоха и выдоха. Проводил связь между клинической психопатологией, которую рассматривал как учение о страданиях души, и психологией; поставил задачу на основе знаний о психопатологических изменениях понять механизмы нормальной психической деятельности ("Психопатология в применении к психологии", СПб., 1903). Также автор книг: "Vorlesungen über Psychopatologie", Lpz., 1900; "Psychologie des menschlichen Gefühlsleben", Bonn, 1922.

И.М. Кондаков

ШПРАНГЕР (Spranger) Эдуард (1882—1963) — немецкий философ, психолог и педагог, один из создателей "понимающей психологии". Профессор (1911). Ученик В. Дильтея и Ф. Паульсена. Получил философское, историческое и лингвистическое образование в Берлинском ун-те. После его окончания (1905) преподавал там же (профессор, 1911—1912 и в 1920—1944). С 1912 по 1920 г. — профессор Лейпцигского ун-та.

Читал гостевые лекции в Японии (1936—1939). В 1944 г. был арестован фашистскими властями и заключен в Моабитскую тюрьму. После освобождения (1945) назначен ректором Берлинского ун-та. Был среди основателей Союза деятелей культуры за демократическое обновление Германии (Культурбунд). С 1946 г. до своей отставки (1953) — профессор Тюбингенского ун-та. Работы Ш. направлены на философское обоснование наук о духе, философии культуры и философии жизни, в частности с помощью психологии, основывающейся на принципах науки о духе.

Центральный вопрос этой психологии — вопрос о сущности понимания, как способа постижения смыслового содержания явлений объективного духа. Будучи сторонником метода В. Дильтея, основанном на интуитивном постижении духовной целостности, пытался интегрировать в свою систему учение Г. Риккерта о ценностях.

Основываясь на методологической установке трактовать психологические процессы только из психологических же процессов ввел понятие "понимающей психологии". Переживание связи внутренней душевной жизни и ценностей общественной духовной жизни осуществляется, по мнению Ш., в актах деятельности Я, в которых реализуется определенная ценностная система.

В основном своем труде "Формы жизни" ("Lebensformen. Geistwissenschaftliche psychologie", Halle, 1914; на рус. пер. частично: "Два вида психологии" / "Хрестоматия по истории психологии", М., 1980; "

;Основные идеальные типы индивидуальности" / "Психология личности. Тексты", М., 1982) Ш. отверг психологию элементов, которая расчленяет психический процесс на составные части, и обосновал истинность подхода с позиции рассмотрения душевного процесса как некоторой целостности в его смысловых связях с тем или иным содержанием культуры. Основной задачей духовно-научной психологии, как одной из наук о духе, является исследование отношения индивидуальной духовной структуры человека к структуре "объективного духа" и, соответственно, выявление основных типов направленности абстрактного человека, получивших у Ш. обозначение "форм жизни".

Таких основных идеальных типов индивидуальности, обусловленных ориентацией на те или иные объективные ценности, им было выделено шесть: теоретическая (область науки, проблема истинности), экономическая (материальные блага, полезность), эстетическая (стремление к оформлению, к самовыражению), социальная (общественная деятельность, обращенность к чужой жизни), политическая (власть как ценность), религиозная (смысл жизни). В каждом человеке могут быть представлены ориентации на все эти типы ценностей, но в разной пропорции, какая-то из них при этом будет доминировать. На основе данной типологии личностей Г. Олпортом, П.

Верноном и Г. Линдсеем был разработан "тест изучения ценностей", а также создан "тест интересов" Дж. Холланда. В своих культурологических работах Ш. рассматривал античность, христианство, немецкий идеализм как основные силы, обусловившие содержание современной культуры. Из типологических представлений об индивидуальной душе Ш. делал педагогические выводы: при воспитании детей учитель должен интуитивно понять тот тип ориентации, который может стать ведущим у данного ребенка, и снабдить его соответствующим операциональным составом.

Методологические установки понимающей психологии были реализованы Ш. в его исследовании психологии юности: "Psychologie des Jugendalters". Lpz., 1924; в рус. пер.: (част.) "Эротика и сексуальность в юношеском возрасте" / Педология юности, М. — Л., 1931. Идеи Ш. оказали заметное влияние на

Теодора Литта, одного из основоположников "педагогики культуры", а также на современную трактовку идей о гражданском воспитании Г. Кершенштейнера, О.Ф. Больнова и педагогическую антропологию. Труды Ш. представлены в собр. соч.: "Gesammelte Schriften", Bd 1—11, 1969.

И.М. Кондаков

ШПИЛЬРЕЙН Исаак Нафтульевич (1891—1937) — российский психолог, специалист в области дифференциальной психологии, психологии труда, профессор (с 1923), основатель отечественной психотехники. Обучался в Германии на фак-те философии в Гейдельбергском и Лейпцигском ун-тах, где его учителями был В. Вундт и др. ведущие психологи той эпохи. Защитил в Лейпциге дис., посвященную сравнению особенностей домашнего и гимназического обучения в их влиянии на физическое развитие ребенка (1914). Профессиональная научная деятельность Ш. в России началась в 1922 г. работой в психотехнической лаборатории ЦИТ в Москве.

В 1923 г. Ш. организует Лабораторию промышленной психотехники при НК Труда СССР, вошедшую в 1925 г. в состав Московского института охраны труда, создает и возглавляет секцию психотехники в Институте экспериментальной психологии при 1-м МГУ (1923—1933). Работал в Институте труда Военпрома, а также в научно-исследовательском испытательном санитарном инте РККА. Преподавал дифференциальную психологию, психотехнику в ряде учебных учреждений. Был организатором и председателем Всероссийского Общества психотехники и прикладной психофизиологии (1927), ставшего с 1930 г. всесоюзным. Возглавлял в качестве гл. ред. журналы "

;Психофизиология труда и психотехника" (1928), "Советская психотехника" (1932—1934). Руководил секцией психотехники в Ассоциации естествознания Коммунистической академии. Представлял Советскую психотехнику на Международных психотехнических конференциях в 1927, 1929, 1930, 1931, 1934 гг. Был избран президентом Международной психотехнической ассоциации (1930—1931), организовал и был председателем 7-й Международной психотехнической конференции в Москве (1931). Ш. — один из активных деятелей

НОТовского движения в Советской России. Был одним из руководителей Лиги "Время — НОТ" (1923—1925), экспертом в области психотехники в Бюро президиума Совета по НОТ при НК РКИ СССР. Репрессирован НКВД в 1935 г. по обвинению в контрреволюционной деятельности, расстрелян в 1937, реабилитирован посмертно (1957).

В области дифференциальной психологии, будучи последователем В. Штерна, Ш. ставил задачу ее развития объективными методами естественных наук ("

;Психотехника в реконструктивный период", 1930). Опираясь на марксистскую методологию, выдвинул положение о социальной природе труда и психики человека, о необходимости перестройки теории психотехники как социальной научной дисциплины (учитывающей данные биологии, но не биологической в своей основе), поскольку ее объектом воздействия и предметом исследования являются социальные явления ("Классовые различия в тестовых испытаниях интеллекта" / Психотехника и психофиозиология труда, 1930; "К вопросу о теории психотехники" / там же, 1931; "О повороте в психотехнике" / там же, 1931). Разработал "трудовой метод" психологического изучения профессий ("Трудовой метод изучения профессий" / ред. и соавтор, 1925; "Основные вопросы профессиографии" / Психофизиология труда и психотехника, 1928). Совместно с С.Г.

Геллерштейном эмпирически установил обусловленность свойств и способностей профессионала особенностями выполняемых задач и ситуаций деятельности, что нашло выражение в разработанной ими программе изучения профессий трудовым методом. Ш. предложил вариант психологической классификации профессий ("Руководство по психотехническому профессиональному подбору", ред. и соавт., 1929).

Наметил подходы к изучению профессионального своеобразия психических функций на основе: "метода искусственной и естественной деавтоматизации", суть которого в исследовании особенностей психики в условиях овладения профессиональным мастерством (генетический подход); в ситуации естественного обратимого "распада" сложившихся способов функционирования психики при профессиональном утомлении; и наконец, под влиянием экспериментально, искусственно спровоцированных нарушений в психической регуляции поведения человека. Исследования процесса формирования автоматизированных форм поведения и проявлений деавтоматизации, дезориентации и пр., по замыслу Ш., открывали путь для изучения сложных форм психики у взрослых нормальных людей — представителей различных профессий ("Метод искусственной деавтоматизации в психологическом исследовании" / Психотехника и психофизиология труда, 1930). Ш. проводил также исследование политической грамотности бойцов ("Язык красноармейца: Опыт исследования словаря красноармейца московского гарнизона", в соавт., 1928.

О.Г. Носкова, Ю.Н. Олейник

ШПЕТ Густав Густавович (1879—1937) — русский философ и искусствовед. Учился на физико-математическом (с которого исключен за участие в революционной деятельности) и историко-философском у Челпанова (на который восстановился по выходе из тюрьмы) факультетах Киевского университета. Преподавал в российских частных гимназиях, с 1907 — на Высших женских курсах, в 1909 — в Народном университете Шанявского.

С 1910 — приват-доцент. В 1910—1913 посещал лекции Гуссерля в Геттингене. Работал в библиотеках Берлина, Парижа и Эдинбурга. С 1916 — профессор Высших женских курсов и доцент Московского университета.

В 1917 приступает к изданию ежегодника "Мысль и слово". К 1918 — профессор Московского университета (отстранен от преподавания в 1921). В 1919—1920 участвует в работе Московского лингвистического кружка (Р.Я. Якобсон и др.). В 1920 открывает кабинет этнической психологии.

Работает в Российской Академии художественных наук (с 1923), где возглавлял философское отделение, с 1927 — вице-президент Академии. После закрытия Академии в 1929 занялся переводами для издательства "Academia". Ему, в частности, принадлежит перевод "Феноменологии духа" Гегеля. В 1932 был назначен проректором создававшейся К.С

.Станиславским Академии высшего актерского мастерства. В 1935 арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности и сослан в Енисейск, затем в Томск, где был арестован вторично и по приговору тройки НКВД расстрелян. В 1956 реабилитирован.

Основные сочинения: "Память в экспериментальной психологии" (1905), "Проблема причинности у Юма и Канта" (1907), "Явление и смысл" (1914), "Философское наследство П.Д. Юркевича (к сорокалетию со дня смерти)" (1915), "Сознание и его собственник" (1916), "История как проблема логики. Критические и методологические исследования" (ч. 1, 1916), "Герменевтика и ее проблемы" (1918, не опубликована), "Философское мировоззрение Герцена" (1921), "Антропологизм Лаврова в свете истории философии" (1922), "Эстетические фрагменты" (вып. 1—3, 1922—1923), "Театр как исскуство" (1922), "Введение в этническую психологию" (вып. 1, 1927),

"Внутренняя форма слова. Этюды и вариации на темы Гумбольда" (1927) и др. Наследие Ш. в полном объеме до сих пор еще не опубликовано. В начальный период своего творчества (время учебы и сотрудничества с Челпановым) Ш. увлекался психологией, разделяя в целом неокантианские установки своего учителя, но достаточно быстро пришел к осознанию неприемлемости для себя этой методологической позиции. С другой стороны, Ш. не разделял и взгляды идеологов русского религиозно-философского "ренессанса", развернутую критику которых он позже дал в своем ежегоднике "Мысль и слово" (1917—1921). Это определило его выбор в пользу феноменологии (Ш. был не только слушателем, но и учеником и другом Гуссерля). Считается, что Ш. являлся ведущим представителем феноменологии в

России, однако уже в работе "Явление и смысл" заложены все предпосылки последующего "герменевтического поворота", а также культурно-исторических анализов позднего Ш. Философия в своем развитии, считает Ш., проходит три ступени: мудрости, метафизики и строгой науки (последняя — цель его построений). В ней заложены две формы развития: отрицательная ("меоническая") философия (линия Канта), идентифицирующая себя как "научную философию", и положительная философия (линия Платона, Лейбница, Вольфа), ориентированная на знание основ бытия самого сознания. К первой форме, по Ш., могут быть предъявлены две претензии: 1) уход от конкретной данности живой жизни, засилье абстракций; 2) партикуляризация в частные направления: физицизм, психологизм, социологизм и т.п. Кант и "научная философия" не смогли преодолеть метафизику, выйти на уровень "точной науки", с трудом и постепенно добывающей свои истины.

Осталась та же дилемма: или отражение природы, или предписывание ей законов.

Попытки поиска "третьей возможости" приводили к эклектизму, потому что она указывалась "после", а не "до" названного разделения. В решении названной дилеммы Ш. видит большую заслугу диалектической философии Гегеля, но и последний, по его мнению, в конечном счете гипостазировал момент "тождества" в абсолютную метафизичную реальность. Следующий шаг был сделан Гуссерлем, который через понятие "идеации" вернул философию в исходную точку преодоления дилеммы, утверждая предметность и интенциональность сознания. Однако у Гуссерля Ш. усматривает опасность натурализма в утверждении первичной данности за перцептивностью и опасность трансцендентализма в утверждении "чистого Я", как единства сознания. Ш. не отрицал наличия "невыразимого", но резко протестовал против его обозначения как "вещи в себе" или как некоего "мистического единения". Все выразимо дискурсивно, и только то, что может быть рационально уяснено, есть, согласно Ш., предмет философии как точной науки.

Границы возможного дискурса есть одновременно и границы философского рассуждения. Игнорирование этого приводит лишь к формам отрицательной философии: эмпиризму, критицизму, скептицизму, догматизму ("скептицизму с изнанки" — по Ш.). Основой общего философского знания может являться только жизненное (обыденное) знание, еще не ограниченное рамками рассудочного членения (как знание дотеоретическое).

Однако рефлективная критика сознания с позиций непосредственного опыта может осуществиться лишь при условии, что опыт берется в конкретной полноте его культурно-социальных содержаний, а не в его абстрактной форме восприятия "вещи". К тому же его нельзя редуцировать к индивидуальному сознанию, которое само может быть выявлено только в широком социокультурном контексте. Более того, если верно, что "Я обладаю сознанием", из этого не следует, что сознание принадлежит только "Я" ("сознание может не иметь собственника"), так как могут существовать и формы коллективного сознания.

Формы культурного сознания выражаются в слове-понятии, первично данном не в восприятии вещи, а в усвоении знака социального общения. Живое понятие улавливается нами, по мысли Ш., не только как концепт, но и как конкретное единство текучего смысла. Смыслы понимаются, но они даны не посредством "вчувствования", а через "уразумение" их интеллигибельной интуицией как предельные (но проблемные) основания явлений (т.е. актов переживания предметов действительности или идей предметов). Внутренняя форма слова суть правило образования понятия.

Эти правила, как алгоритмы, не только оформляют течение смысла, но и открывают возможность диалектической интерпретации выраженной в слове реальности. Интерпретация, раскрывая все возможности в движении смысла, превращает философию в философию культуры (как философию возможностей). Реальность конкретной действительности есть реализация, предполагающая рациональное основание, в силу которого осуществляется данная, а не иная возможность.

История может быть понята, следовательно, как своего рода проективная реальность, формируемая в конкретном культурно-социальном опыте, который единственно подлинно реален. Каждый социокультурный факт (подобно слову) значен и, следовательно, подлежит диалектической интерпретации, т.е. может быть целостно осмыслен только в особых герменевтических актах логики диалектического сознания. Но, подобно слову, он оказывается и выразителем объективирующих себя в нем субъектов, как личных, так и коллективных (народ, класс и т.д.). В этом своем качестве социальный знак может быть объектом психологического изучения в социальной и этнической психологии. (Сознание получает "общность", с точки зрения Ш., не путем "обобщения", а путем "общения".) Следовательно, любую познавательную ситуацию следует рассматривать в контексте социально-онтологических связей познаваемого и познающего. Высшее знание дает "основная философия", т.е. философия как точное знание, а не мораль, проповедь или мировоззрение. Исходя из этого, Ш. полагал, что национальная специфика философии лежит не в плоскости получаемых ответов (они одни и те же), а в самой постановке вопросов, в их подборе и модификациях, вписанных в конкретный социокультурный контекст. В этом ключе русская философия рассматривается им как по-преимуществу философствование. Оригинальным в ней Ш. находит лишь введение темы России славянофилами.

В.Л. Абушенко